Вот уже тридцать лет нет на этом свете Марии Андреевны Патрушевой. Но говорят, что человек жив, пока о нём помнит хоть один живущий на земле. Марию Андреевну помнят многие. Помнят её дети, внуки, о ней знают правнуки и праправнуки. Помнят о ней и односельчане, которых становится, увы, всё меньше и меньше.

О нелёгкой судьбе своей мамы вспоминает читательница нашей газеты Александра Михайловна Богатырева.

- Моя мама, Мария Андреевна Патрушева, родилась в 1900-м году в деревне Изразирово, которую попросту называли «другая деревня». Их крестьянская семья, как и большинство в то время, жила небогато. Когда пришла пора, мама вышла замуж. Папу своего я не помню: он погиб на Великой Отечественной войне. Но мама нам много рассказывала о том, как дружно они жили. У папы были золотые руки: он был хорошим пимокатом, отличным кузнецом, умелым плотником. Воевал на фронтах двух войн: германской и Великой Отечественной. За восемнадцать лет совместной жизни у папы с мамой родилось девять детей, но трое померли в младенчестве ещё до войны. В августе 1941-го мама осталась одна с пятью дочками на руках, папа ушёл воевать. А в сентябре у нас родилась ещё одна сестрёнка.

Я часто думаю о том, какими же терпеливыми были наши мамы. Как им удавалось выжить самим и детей прокормить, знают только те, кто жил в голодные военные годы. Спасала картошка да ещё парёнка и мёрзлая рябина. Чтобы не умереть с голоду, мы с сестрой ходили по соседним деревням сбирать. Зашли как-то в один дом, а там блины пекут и так вкусно-вкусно пахнет! Оказывается, в дом этот пришла похоронка, и блины те были поминальные. Накормили нас тогда блинами досыта. А я до сих пор помню их вкус и поминаю ту добрую бабушку, которая спасла нас от голодной смерти.

Тяжело жилось в военную пору не только нашей маме, тяжело было всем. Но желание жить и вера в победу помогли выжить. Было не только голодно, но и холодно. Топить избу было нечем. Грелись на русской печи. До самого нового года, до сильных морозов, пока снегу было неглубоко, собирали сухую полынь повсюду и топили печь полынью. Натаскаем полную избу полыни, а утром мама всё истопит, напечёт нам из картошек «лепков», мы едим их под треск полыни, ещё и в школу с собой возьмём. Домой приходим опять голодные и поесть нечего, кроме картошки. Летом в поле собирали кисленку и песты и ели их, варили крапиву, сушили лист свёкольный, конский щавель. Ели всё, чтоб только выжить.

Не знаю, когда наша мама спала, казалось, что она всё работала. Все зимние ночи напролёт мама пряла и ткала. Когда светил яркий месяц на небе, в избе было светло и обходились без лучины. А в пасмурную погоду приходилось жечь лучину. На всех надо было наткать портянины. Как только она, милая, успевала. Себя не жалела. Ходила босиком. А где же было взять лапти, если они стоили в те годы  по 300 рублей. Кто-нибудь пожалеет, скажет: «Марье-то больно ноги-то», на что она шуткой отвечала: «Мне мать крепкую обуй дала (хорошее здоровье. – Авт.)».

Каким трудом только не занималась наша мамочка: она и жала, и косила, и гребла, и на зародах стояла. Приходилось вместе с другими и пахать: запрягутся несколько голодных женщин в плуг и тянут его изо всех сил. Носили на себе семена из Лебяжья. Женщины несут по 16 кг, а мама – 20, чтоб больше трудодней заработать и нас прокормить. Все останутся в Абатарцах переночевать и передохнуть немного, а она идёт одна ночью домой, к нам торопится. А утром раненько снова в Лебяжье за семенами. Однажды приходит, а младшая полуторагодовалая доченька неживая, померла от голода. Надо на кладбище везти, а лошадь не дают. Говорят: «Унесёте на руках, гробик маленький». А кладбище в пяти километрах от деревни.

Только один мужчина-инвалид сказал на это: «Запрягай, Марья, лошадь и никого не слушай».

В 1943-м году от папы пришло письмо с фронта: «Сообщаю, что я жив-здоров. Хотел послать денег, но нет времени. В эти дни будет решаться моя судьба. Пока, до свидания. Прочитай дочке Нюре. Я вам сообщаю, что меня государство наградило орденом». На пожелтевшем конверте обратный адрес: «Полевая почта 41144. Партушев Михаил Егорович». Это письмо стало последним, вскоре на отца пришла похоронка. Маму вызвали в Буйск (там был районный центр) и дали два килограмма сахара. Она пришла, повесила на стену мешочек с этим сахаром, а утром всех нас оделила тоненькими кусочками сахара  со словами: «Нате, ребята, это вам за отца дали». Мама так грустно смотрела на нас и, наверное, думала о том, как же нас будет дальше кормить да на ноги поднимать. Остальной сахар мама выменяла на базаре на кулёчек муки, чтобы хоть изредка подкармливать нас похлёбкой.

После смерти отца старшую сестру сразу забрали рыть окопы. Жить стало ещё тяжелее. Нашей маме надо было не только семью кормить, но и налоги исправно платить. Налоги обязаны были платить все. Неважно: держишь ты домашний скот или нет, налог государству заплати шерстью, яйцами, мясом, молоком. Заставляли подписываться на заём. Как только не сопротивлялась наша мама, отказываясь подписаться на заём, её продержали в конторе до утра и всё равно насильно заставили подписаться. Платили и ещё один налог – «бездетный». Это когда девушке или юноше исполнялось 18, и они не были замужем или женаты и не имели детей, надо тоже было платить налог.

Несколько раз нашу маму гоняли в районный центр Буйск на суд за неуплату налогов. Приходилось выбирать: или с голоду умереть, или исправно налоги платить. Как сейчас вижу перед глазами картину: мама рано утром голодная в рваной оболочке уходит в Буйск, а мы сидим на печи весь день и ревём, как будем без мамки жить, если её посадят. К ночи мама возвращалась обратно, значит, судьи в очередной раз сжалились над вдовой. А уж когда услышали, что в счёт налогов будут картошку из подполья выгребать, ревели в голос. Мама тогда говорила: «Ну, ребята, если картошку выгребут, мы все с голоду помрём». Видать, Господь помогал нашей мамочке за её трудолюбие и безграничную любовь к своим детям, за тягу к жизни. Но наказание маме судом всё же было вынесено: вычитать 17 процентов из трудодней. А в тот год как раз дали хлеба на трудодни, и мама получила на целых 17 пудов хлеба меньше. Как же она горевала!

Мама была неграмотная и пенсию на нас всю войну не получала. Только благодаря нашей мамочке мы выжили в войну. День Победы встретили, действительно, со слезами на глазах. Помню: бежит со всех ног сестра и в голос плачет: «Мама, на школе висит красный флаг. Кончилась война. Все будут отцов встречать, а мы кого?». После этих слов мы в шесть голосов все выли.

Позднее, повзрослев и став сама мамой, я лучше поняла, что женщина ради своих детей способна на многое. Но всё же восхищаюсь силой духа своей дорогой мамочки, не оставившей нас в беде. Да разве могло быть иначе?! Мы тоже все годы помогали своей маме и всегда были рядом с нею. Господь вознаградил нашу мамочку долгой жизнью. Прожила она ровно 80 лет и умерла в самый светлый день – Пасху. Мы и по сей день ощущаем незримую заботу о нас, её кровинушках.

Подготовила
Людмила КАТКОВА.