В
тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, после окончания торгово-кооперативного
техникума, по направлению уезжал я на работу в Вятские Поляны. В те годы, когда
ещё, казалось бы, в воздухе носился запах пороховой гари Великой Отечественной
войны, основным видом транспорта были лошади да пароходы, что курсировали по
реке Вятке. Буксиры тащили баржи с грузами, а семь пассажирских пароходов:
«Бебель», «Некрасов», «Герцен», «Плеханов», «Салтыков-Щедрин», «Ким» развозили
людей. Пожирая в своих топках дрова, паровые машины вращали колёса пароходов и
делали своё великое дело.
Река струила чистую воду, которую
жители села брали для хозяйственных нужд и без боязни использовали для
приготовления пищи.
По крутой дороге на телеге спустились
к речной пристани. Матушка распрягла лошадь, задала ей свежей травы, собрав её в
пути вдоль дороги. До отхода парохода оставалось более четырёх часов.
- И ты, сынок, повзрослел. Работать
будешь. Пиши чаще письма: я ведь беспокоиться буду, как ты там. Пристань эту я
не люблю. В войну здесь проводила старшего сына, а он погиб в боях под Киевом.
Всех увозят пароходы в дальние края. В двадцатых годах с двумя детьми уехала с
отцом твоим в Сибирь на станцию Анжерка, а через шесть лет приехала обратно. И
ты уезжаешь всё на тех же пароходах...
- Вот что, сынок, - после некоторого
раздумья сказала мать. - Дать тебе на счастье и долю мне нечего, кроме совета:
живи по совести и справедливости, чужого не бери, не кури, водку не пей и на
деньги ни в какие игры не играй. Да еще вот что: возьми, храни и береги эту
книгу.
Матушка развернула небольшой
клетчатый платок.
- Отдаю книжку тебе - ты читать
любишь. Книга мне очень дорога. Было мне восемь лет. Ходила в школу во второй
класс. Наставницами в школе работали Софья и Елена. Ссыльные они были - эсерки.
Высланы в
Уржумский уезд под надзор в нашу
деревню. Жили в комнатушке при школе.
Молодые, красивые, интеллигентные.
Лет, мне думается, по двадцати им
было, не больше. Вроде как в
университете в Петербургском до ссылки учились. Нередко навещал их жандарм:
вначале заходил к старосте, затем в церковь к батюшке и опосля на беседу к
ссыльным.
Нас, детей, эти взрослые проблемы не
волновали. Наставницы катались с нами с горы, участвовали в детских забавах,
устраивали праздники в Новый год, Рождество, в Святки. Больше всего нам
нравилось, когда они получали новые книги и после уроков читали вслух.
…Матушка моя в школе была отличницей,
закончила учёбу в четвёртом классе с алой лентой царицы. Любовь к чтению она
всячески старалась передать нам.
Моя малая родина – деревенька в
Предуралье в сорок шесть деревянных домиков в три окна на юг, которые вытянулись
в один ряд на полтора километра. За бревенчатой стеной в зимнюю пору трещит
мороз или бушует вьюга, завывая в трубе и хлопая заслонкой. Маленький фитилек
керосинового моргасика чуть трепещет под движением воздуха. Мать укладывала
детей на печи и полатях, разворачивала книгу Николая Васильевича Гоголя. Читала
полстраницы: «Митя, читай ты дальше. Сморилась я после холода. Нынче три раза
ездили в поле за соломой. Снег глубокий очень».
Гоголь уносил нас в тёплые края
Украины: белые хаты, цветущие яблоневые сады. Звучали песни парубков и звонкий
смех Оксаны, пьяные песни Кума, озорные козни Солохи...
Во время учёбы в радиотехническом
институте в зимние каникулы поехал в Конотоп к старшей сестре. Поздним вечером
большая луна повисла в небе. Всё вокруг озарялось голубым светом: хаты, сады,
деревья. «Всё это мне знакомо. Я это давно уже видел» - таково было моё
впечатление, хотя на Украине прежде никогда не был.
Мать прервала мои размышления:
- О чём задумался, сынок? Верно,
уезжать не хочешь. Выучился - надо работать. Хорошая у тебя профессия -
экономист. Послушай, почему мне дорога эта книга. В декабре пятого года Софья с
Еленой, радостные и возбуждённые, зашли в класс. «Дети! Поздравляем вас: в
Петербурге –революция!».
«Революция», - закричали мальчики и
запрыгали по партам. Унял их отец Василий с помощью линейки, которую он пустил в
ход. «Антихристы в Петербурге бунт устроили, а вы радуетесь».
Занятия в тот день вконец
расстроились. Батюшка Василий принял «на грудь» стаканчик и убежал в храм. Софья
и Елена, обрядившись в крестьянские одежды, ушли в соседнюю деревню. Там наняли
подводу и уехали в Казань.
А когда батюшка из класса ушёл, и мы
стали выходить из школы, Елена ласково обняла меня за плечи и дала эту книгу:
«Катюша! Девочка ты умная. Больше читай. А это тебе от меня на память - «Хутора»
Гоголя.
…Как святую реликвию хранил я
материнский подарок. Работал на Урале в ста километрах за Пермью. Подошёл срок
идти служить в армию. Взять книгу с собой - дело рискованное. Потерять можно.
Сдал на хранение в районную библиотеку.
«Вначале «Хутора» были в хранилище»,
- сказали в библиотеке после моего возвращения. - Позднее стали выдавать в
читальном зале. Местный краевед нашел её очень старой и истрепанной. Купил новую
и сдал вместо неё. А старую взял: сказал, что издана она аж в 1836 году, ещё при
жизни Гоголя. Это было первое издание сочинений Гоголя».
Так затерялись следы моего
материнского подарка. Видно, так было угодно Всевышнему. Известно, книга как
родник: чем больше из него пьют, тем чище он становится. А коль книга несёт
добро, то и души очищаются от скверны, и люди становятся лучше.
Ежедневно хожу по улице Рытикова города Рязани. Нередко около мусорных баков
лежат груды книг: новых, нечитанных. Верно, разучились мы беречь и уметь читать
книгу. Может, примета времени, а может, идёт разрушение духа нации, ее
деградация. И взор мой обращается к наказу моей мамы, когда на пароходе она
отправляла меня в большую жизнь.
Дмитрий ПАТРУШЕВ.
|